Отсидеть ни за что

Советские традиции не умирают в России. Одна из наиболее живучих - шпиономания. Некоторые из шпионов новой волны даже успели отбыть срок, другие сидят, скандалы с третьими набирают силу

Квартиру все это время сдавали: нужны были деньги на передачи, адвокатов. Поэтому сейчас она выглядит необжитой. Валентин Моисеев не переставая курит - одну за другой. Жена, Наталья Михайловна Денисова, старается не отходить от него. Наконец-то Валентин дома.

С ЧИСТОЙ СОВЕСТЬЮ

Его не выпустили досрочно, не реабилитировали и не амнистировали. Валентин Иванович Моисеев отбыл срок полностью: три с половиной года в Лефортове и год в больнице для "спецконтингента" на окраине старинного русского города Торжка в двухстах тридцати километрах от Москвы. После Лефортова Моисеев потерял двадцать килограммов, зато приобрел массу всяких заболеваний, так что даже в пересыльной тюрьме был "на больничке". По прибытии на место его немного подлечили, но врачи на всякий случай решили от себя далеко не отпускать и оставили при больнице в отряде обслуживания. Работал на кухне, резал пайки; и на том спасибо - все ведь лучше, чем в лагере.

Всего в отряде было около тридцати человек: санитары, кухня, дворники. Были там в основном "зрелые уголовники": убийцы, насильники, наркодельцы. В одной палате с Моисеевым жили два соседа; на двоих - 28 лет за убийства. А так и на пересылке, и в больнице с соседями у Валентина Ивановича отношения были нормальными:

- В том мире не принято расспрашивать, кто за что сидит. Не только потому, что лагерный телеграф сбоев не дает. Там лучше, чем где-либо, знают, что такое отечественное судопроизводство. И сокамернику доверяют больше, чем тому, что написано в его приговоре...

СПЕЦИАЛЬНЫЕ МЕТОДЫ

Четыре с половиной года назад он ничего подобного не ждал. Половина двенадцатого ночи, жена уже в постели; он не ложился, ждал дочь, которая должна вот-вот прийти. Но - ввалились, и весь дом автоматчики окружили. Понятыми работали майор и прапорщик из закрытой воинской части в районе Лубянки.

Валентин Моисеев долго думал, что это какая-то ошибка. Когда сказали, что нужно проехать с ними, тоже ничего дурного не заподозрил. Сказали, что зубную щетку надо захватить, а то бы и ее не взял.

Испуга не было. Наверное, потому, что ничего дурного за собой не знал. Было ощущение нереальности происходящего, как в кино. Больше всего Моисеев боялся, что на дачу опоздает: семья туда на следующий день собиралась ехать.

- Жене говорили, что от адвоката я отказался и намерен защищать себя сам. Меня же следователи убеждали, что адвокат попросту не нужен. "Мы же с вами коллеги, - говорил следователь. - Мы оба защищаем интересы государства. Вы в МИДе, мы в ФСБ". Вроде бы правда. Ведь МИД всегда тесно сотрудничал и с ФСБ, и с СВР. А того человека, которого мне предложили в качестве адвоката, этим словом даже назвать трудно...

Судя по воспоминаниям Валентина Моисеева, Александра Ивановича Коновала по всем признакам можно было считать их человеком. Его позиция: не надо раздражать следователя, нужно во всем покаяться, а потом, на суде, вся правда выплывет. Через две недели жена нашла адвоката Юрия Гервиса. Тот и просветил своего подзащитного: объяснил, что на дачу с такими обвинениями можно попасть не раньше, чем через двадцать лет. Потом к делу подключились другие адвокаты - Яблоков, Москаленко, Костромина... Необычным "шпионом" заинтересовались правозащитники, журналисты.

- Следователи давили, угрожали, что дети могут оказаться в соседних со мной камерах. Помимо угроз посадить детей, у них был еще один, не менее веский аргумент. Они обещали применить ко мне специальные методы ведения допроса. Когда я поинтересовался, что это за методы, мой следователь ответил: "Вы же грамотный человек, книги, наверное, читали о нашем ведомстве и о том, как у нас умеют допрашивать". Я читал, и мне меньше всего хотелось пройти через это...

Дни шли, как в любой тюрьме - в основном чтение. Читал преимущественно легкую литературу: детективы, Тополь... Давали две книги в неделю. В конце своего пребывания в Лефортове стал получать литературу и на английском: книги остались, скорее всего, от американского шпиона Поупа. Моисееву давали их читать с условием, что он напишет к ним аннотацию по-русски. По написании получал следующую - с тем же уговором.

В числе прочего Валентин Иванович тогда прочел книгу Натана Щаранского "Не убоюсь зла" и удивлялся, как же там все осталось по-старому. Так же, как двадцать или тридцать лет назад.

"ВАЛЯ, НЕ ВЕРИМ!"

Все время из головы не выходил один и тот же вопрос: "Почему я? За что?" Очень волновался о семье. Ведь они остались без средств к существованию. Жена тогда не работала, дочь - студентка МГИМО. Имущество конфисковали: автомобиль "Жигули", железный гараж и дочкин компьютер. Когда жена пришла с ними описывать гараж и автомобиль, то прямо на железных воротах бокса чьей-то рукой было размашисто написано: "Валя, не верим!"

Друзья и вправду познаются в беде: только один человек из числа бывших коллег все это время звонил, писал, помогал семье. Примаков чуть ли не в первый день после ареста сказал, что "в семье не без урода", и подчиненные восприняли это как руководство к действию. Слава Богу, что коллегами круг общения Валентина Ивановича и Натальи Михайловны не ограничивался.

Жена начала работать, дочери после окончания института о работе по дипломатической специальности пришлось забыть. Сейчас занимается правозащитной деятельностью.

ОСВОБОЖДЕНИЕ

В последний день старого года на машине приятеля приехали жена с дочерью. Вскоре Валентин Моисеев сделал первые шаги по своей квартире, из которой его увезли 4 июля 1998 года. Прошел по комнатам, поглаживая руками стены.

Правда, ощущения собственного дома пока нет. Вчерашний заключенный боится выходить на улицу, его пугают люди. Отвык от общения, отвык от денег, не ориентируется в ценах, не знает, что такое "дорого" и "дешево". Впрочем, пока это непринципиально, поскольку доходов никаких нет.

- Нужно начинать жизнь сначала. А ведь мне уже 56 лет. Завтра жена уйдет на работу, а я что буду делать? Я к этому не привык, всегда было наоборот: она меня на работу провожала. Мне трудно общаться с людьми, выходить на улицу. Да и как выходить? У меня же нет прописки, только справка об освобождении...

В новогоднюю ночь гуляли с соседями, друзьями. Выпил тогда же, конечно, - в первый раз за четыре с половиной года.

ВОСПИТАНИЕ ПАТРИОТИЗМА

- Тюрьма не отпускает. Самое тяжелое - это обвинение. Пусть бы лучше в убийстве обвинили, - говорит Моисеев, - чем в измене Родине.

На Родину он работал тридцать лет. Когда труд дипломата перестал быть выгодным и престижным, не пошел в коммерческие структуры именно из-за патриотизма.

Теперь патриот Моисеев будет судиться с Родиной в Страсбурге. В Европейском суде его жалоба давно зарегистрирована.

- Судиться буду именно потому, что я патриот России. Поэтому хочу, чтобы она избавилась от этого кошмара. Патриотизм - он ведь не в тоске по березкам и квасу, он в желании гордиться своей страной.

Фото автора